на моей телеге с запряженными в нее безголовыми шершавыми ящерицами
развалилась очередная пустыня с удручающим отсутствием здравого смысла.
здесь никто никогда, даже самый слепоглухонемой калека, не спрячется
и на рану вместо соли попадает натрий двууглекислый.
на моей телеге, ползущей куда-то в сторону цирка или кладбища,
отсырели все доски, изрядно покрывшись черной как уголь плесенью.
мои пьяные мозговые псевдодрузья кричат: "надо же!
мы и не знали, что у тебя здесь так будет весело!"
вот и я не знала.глотаю колеса Сансары и немеет язык
от неправильно сказанных слов совершенно не тем персонажам.
*всхлип*
если кому-то со мной хорошо, значит, он нагло врет, или просто привык
утолять моей кровью пустынную ноющую дикую жажду.
моя колымага ползет, иногда задевая брюхатым днищем песок.
в то время как тесно в ней, душно и пусто.
когда тощий комар словно молотом долбит твой потный больной висок,
тебе наплевать что говорил и хотел этим самым сказать Заратустра.
когда с головой погружен в надоевшую скрипящую пыль дорог,
и не видишь конца этим странствиям бесполезным как сувениры,
когда не молишься и не знаешь совсем что такое бог,
а белые полосы остаются дорожным потертым пунктиром,
стоит плыть по течению будничных серых пустынь в кандалах,
что потянут сперва исхудавшее мокрое тело на вязкое дно,
без причин. без моторов. не с веслами и даже не в челноках.
превращая дневную обыденность в
длинное ночное кино.
по моей телеге не скажешь, что я из своих, то есть из этого времени.
мне бы только дышать, тошнотворный воздух вбирая в уставшие легкие,
и не прекращать. мне бы только пальцами гладить сухие растения
и ушами лелеять звук, гладя его барабанными перепонками.