|
|||||||||
Я зарегистрировал(ась)ся |
Горшков
32Лента новостей Автора
Ходок. Глава 2
Утро. Весь экипированный стою на выходе из дома бабы Нюры. Я одет во флисовый камуфлированный противоветровлагозащитный костюм белых расцветок. На улице -23 но мне жарко – я только с пылу с жару сна. На спине аккуратный тридцатилитровый рюкзак, серый. На поясе нож в ножнах – не складной. В кожаных сапогах, набитых мехом, ютится второй нож – раскладной. На голове белая флисовая шапка, проряженная бороздками. На шее белый ш?-платок в черную клетку, он защитит меня от сильного ветра. В карманах на рукавах спрятаны налобный и ручной фонари, очки, которые плотно прилегают к лицу- ими я пользовался очень редко, и то в случае сильной пурги, когда невозможно было просто смотреть на окружающее. В нагрудном кармане, внешнем, в полиэтиленовом пакете сложенная в 4-ро карта и карандаш. Во втором нагруднике две зажигалки и коробок спичек, также спички и зажигалки распиханы в карманах рюкзака. Также есть складная алюминиевая подставочка под разогрев еды. Во внутренних нагрудниках по два камня. В левом, ближе к сердцу, гематит и аметист. В правом – пироп и дюмортьерит. Каждый из камней имеет своё на меня влияние. Мне подбирала их мама на основе моей даты рождения и моего жизненного пути. Она была шаманом в нашем пункте, говорила с духами, проводила обряды, приносила жертвы. Я тоже должен был стать шаманом, во всяком случае она меня этому учила, но духов я никогда сам не видел и в помине, не слышал и не чувствовал – может я просто бездарность. Я неоднократно проводил обряды, резал курей и мышей с крысами, но ничего не слышал. И да, мой нож на поясе является жертвенным. Это обычный нож с черной пластмассовой рукоятью, хорошо наточенный и искупавшийся в самой разной крови. Так вот про камни, как-то утром, мне тогда было в районе восьми лет, мама подняла меня ни свет, ни заря, помню еще, только зачинался рассвет, была зима, прямо как сейчас – холодная и снежная, подняла меня, потрясла, я потер глаза, она сказала: «покажи ладони», я показал. В левую руку она вложила гематит и аметист, в правую пироп и дьюмортьерит. «Гематит наделит тебя выносливостью и мужественностью, храни его у сердца. Аметист не даст агрессии и злобе в тебе затуманить разум. Их носи вместе, потому что у гематита кроме положительных свойств, есть и отрицательные – он наделяет человека чересчур сильным чувством уверенности в себе, люди становятся безбашенными, аметист смягчит отрицательное воздействие, поскольку является нейтральным камнем. Пироп – камень войнов, он поможет твоим ранам быстрее затянуться, а тебе самому придаст решительности. Дьюмортьерит – камень, который усилит свойства пиропа и даст тебе возможность вести диалоги в нужном русле. Я их подобрала исходя из твоего будущего, которое я видела, и исходя из карты твоего рождения. Эти камни наиболее подходят. И помни! Носи их именно такими парами, иначе может случиться беда.» - с такими словами она уложила меня обратно. Я не понимал тогда, к чему такое странное ее поведение, но к таким странностям я давно привык, да и любой бы привык, если бы жив в доме, где повсюду сухие мыши, крысы, тараканы лягушки и так далее. На следующий день ее не стало… Она знала, что умрет, и это был ее прощальный подарок… Я стал жить у бабушки с теткой, а спустя несколько лет ушел и вовсе из пункта… Мне кажется, она знала, что я стану тем, кем стал, потому что если бы она хотела, чтобы я пошел по ее стопам, она бы дала другие камни, не эти. Во всех этих вещах я начал разбираться только когда стал постарше. К 18 годам я уже выменивал камни у приходивших ходоков. Я читал книги про них, говорил с другими шаманами, со сведущими и с продавцами. Правда, как правило, продавцы о товаре знали меньше чем я, как и ходоки. Хорошо о камнях знали только шаманы и сведущие. Первые в отличии от вторых не знали ничего о их физических и химических свойствах. А вторые, в отличии от первых ничего не знали о магических и лечебных свойствах, были лишь о них наслышаны. Когда я уже стал ходоком, я обнаружил в других пунктах много тех, кто также занимался камнями, были даже те, кто занимался лечением с их помощью. Откуда брались камни? Большинство сохранилось со времен, еще до войны, часть находили и сейчас в пунктах, где есть шахты.
Рассвет только зачинался – небо потихонечку смывало с себя грязь ночи, светлело. На крыльце стоял я с бабой Нюрой. На пороге открытой двери сидел Базиль, провожая меня. Валерка лаял и вилял хвостом – в лае чувствовалась грусть и мелодичная тоска.
- Давай там, не хворай! Удачно тебе дойти! - баба Нюра одела свое пальто и провожала меня до ворот своего двора.
-Спасибо, Вам, баб Нюр, что приютили, накормили, обогрели, умыли, - я улыбнулся.
-Да что уж там, возвращайся еще, тебя вон Валерка с Базилем ждать будут, да и мне веселее было, нежели одной, - я открыл ворота и вышел.
-Давайте, баб Нюр, сами тоже не болейте. Не знаю доведется мне еще тут быть или нет, но если буду, без гостинцев не зайду.
-Эх, да… - баба Нюра обняла меня и пустила скупую слезу, чего я совсем не ожидал за три дня общения.
-Ладно, пойду я.
- Иди, сынок – бабушка совсем раскисла, достала платок и начала вытирать слезы.
-Ну лан, баб Нюр, что Вы, - я хотел было сказать, что как родного провожает, но понял, что чуть не совершил глупость – у бабки кроме кота, собаки и пары соседок не было никого, и никто ей не помогал совсем.- Я постараюсь вернуться, - дал напрасное обещание я.- Пойду я, - я развернулся и старался не оборачиваться. Я свернул налево. Что- то во мне трогалось и сжималось, при виде этой плачущей одинокой бабушки, на сердце словно что-то тяжело ложилось, грудь пробивала дрожь, дыхание как-то прихватывало- воздуха не хватало, нос закладывало – не уж то я тоже разревусь? Ну нет, главное не оборачиваться.
Я прошел уже метров 5, когда за спиной послышался крик:
-Стойте! Прошу Вас! Стойте!
Я сделал еще пару шагов, думая что кличут не меня.
- Ходок! Подождите! – голос был мне явно не знаком. Я остановился и обернулся. Ко мне бежала растрепанная Люся. Её растрепанные волосы развивались от столкновения с воздухом, подол пальто и белого платья под ним колебались от быстрого мельтешения её ног, на которых все в снегу сидели черные валенки. Она подбежала ко мне. Вся красненькая и запыхавшаяся, грудь нараспашку – как она была мила в эту минуту, воплощение женственности, нежности и жажды свершения чего то. Под светом её глаз время для меня таяло, меня они трогали до самого дна моего бытия. – Прошу Вас… - она замялась и вынула что то из кармана и протянула мне это в кулаке.- Возьмите пожалуйста…- я протянул руку, она мне вложила в ладонь белую голубку-свестульку. Она была маленькая, в треть моей ладони, у нее были рельефные крылышки, выгравированные серым, черный глазик на головке и небольшой прорезик на клюве, который и издавал свист. – Прошу Вас… Передайте это моему отцу, я знаю Вы его найдете…
Я смутился, но расстраивать ее неутешительным прогнозом не хотел:
-А как я его узнаю?
-Поверьте мне, Вы его точно узнаете. Передайте ему, он все поймет, как только увидит…
-А как его зовут? – я пытался хоть что-то выяснить, а вдруг? Вдруг я помогу этой девочке и наделю её жизнь смыслом, ведь сейчас она наделяет смыслом мою…
- Он сам Вам скажет…
-Но всё же?- я пытался возразить.
-Глупый. Судьба Вас сведет, Вы что не понимаете? – да , Черт я вообще ничего не пойму, девочка у тебя не все дома.
-Да, понимаю, - прикинулся я, но выражая в голосе явное не доверие, чтоб до нее достучаться.
-Вот и хорошо, - она поцеловала меня в щеку и убежала.
Она играла на струнах моей души, но то , что она просила – попросту невозможно, она ненормальная, не хочет этого понять. Или просто она живет надеждой, которой в людях обычно так не хватает, она верит.
Я уже подходил к КПП. Пограничники пункта встали при виде меня (что ж тут так все выслуживаются?) и открыли мне ворота из пункта. Пункт был по периметру заставлен огромным бревенчатым забором, делалось это для того, чтобы сюда не смогли проникнуть ни звери, ни мародеры, ни еще невесть какая нечисть.
Я вышел из пункта 376, мне тут же в лицо прилетело морозным ветром. Я натянул на нос ш?-платок и отправился в путь. Судя по карте, которую я изучил ночью, мне нужно было сейчас около 10 километров пройти по полю до леса, потом надо свернуть направо на 40 градусов. Ориентиры поворотов я брал по своим механическим часам, направляв с севера на юг по карте штрихи 12 и 6 часов. И идти до 378.
Спуститься с дороги в поле, как ноги мои тут же по колено провалились под покрывало зимы. Каждый шаг давался с трудом. Шаг- провал. Шаг – провал. Продвигался я очень медленно, такими темпами я до темна дойду только до леса. Время 9. Если бы я шел летом, я бы дошел за пару часов до леса, но сейчас обстоятельства совсем другие.
Из под сугробов торчали сухие колосья местных растительных культур, часть из них торчком пробивалась из глубин, другая, что повыше, разлеглась на снегу. Кое-где пробиты следы лис и грызунов. За первый километр я дико вспотел. Пот облепил все тело, ноги и голову. Но я шел, останавливаться нельзя в таких случаях – чревато последствиями: будучи подогретым можно легко продуться, если расстегнуться. Несмотря на лютый мороз я весь горел. Противный ветер не пробивал мою зимнюю «броню», но мешал ходьбе. Периодически порывы были настолько сильны, что мне приходилось останавливаться, щуря глаза, вытирать с них иней и пот из-под шапки. Делал я остановки также для того, чтобы прислушаться после порывов есть ли какие-то посторонние звуки, и осматривал местность. Поле… Прекрасное снежное поле и больше ничего. На километры вокруг ничего не было, только впереди показался обросший в шубу лес, но он был где – то на горизонте, или мне так казалось из – за то и дело мощных порывов ветра. Если пурга станет сильнее, мне придется худо, по крайней мере в поле. В лесу будет спокойнее в этом плане, но там уже будут свои нюансы. В лесу я перекушу и отправлюсь дальше. На перекус у меня есть пару пирожков с мандарином, пирожок с лимоном и пирожок с апельсиновой цедрой, спеченных для меня бабой Нюрой. Там же я надеюсь и передохнуть, и до 378 останется последний рывок.
В три часа на небе выплыла откусанная луна и бледно отразила заходящее солнце. Небо ныряло в оранжево-розовый пруд уходящего дня. Небо стало полосатым. Сумерки глотали свет, надо было торопиться. После перекуса идти стало легче. Хоть пирожки и немного продрогли, все равно в животе стало приятно и тепло. Я топал по лесному настилу. Меня окружали лапы склонившихся елей.
Стемнело, я вышел снова в поле, пурга не унималась, мне казалось уже, что я сбился с пути, однако, я увидел вдалеке мерцающее оранжевое сияние огонька – 378. Я ускорил шаг, на сколько это было возможно. Платок был весь в наледи, скорее всего и шапка тоже, этого мне знать не хотелось сейчас. Я подошел к огромным деревянным вратам 378. Постучал. Где-то что-то щелкнуло и в мраке ворот засветилась щель. И два глаза уставились на меня, цвета их я различить не мог :
-Что надо? – голос был строг, и в каждой нотке чувствовалась неприязнь.
- Извещения Вам из 376, - где-то грянул засов, и приоткрылась деревянная дверь. Я вошел. Дверь за мной сразу затворили. В небольшом помещении пахло керосином от ламп, висевших на потолке комнатушки. В комнате стоял диван и несколько стульев, на диване лежали старые книги и газеты. На меня уставился усатый мужик, усы его напоминали ершик, он был чуть меньше меня по росту, с крепкой шеей и руками и каштановыми волосами в которые вкрапилась залысина. Из-за моей спины выплыл второй коренастый мужик, с грубыми чертами лица и рыжими волосами. Каждому из них я дал бы лет 40. Оба были одеты в черные рубашки и черные шерстяные брюки, в районе ребер у них висели дубинки.
-Ну, ближе к делу, – промолвил усатый, видимо именно он спрашивал кто я. Рыжий засунул руки в карманы и изучал меня. Усач устремил взгляд мне в глаза. – От вас ходоков только неприятности, отдавай, что принес и проваливай, - я скорчил одну бровь-такого хамства я не ожидал.
- Ты на улицу глянь, никуда я не пойду, посплю у вас и отправлюсь в путь.
-Ты что охренел, щенок? – усач сделал шаг на меня и уже потянулся к дубинке, когда ему рукой ход преградил рыжий:
-Витек, успокойся, пусть поспит и валит, на улице сам видишь, что творится, в ночь я бы тоже в такую погоду не сунулся.
Усатый повел щетиной, как будто хотел сплюнуть:
-Ладно, так и быть… - прошипел он развернулся и ушел. Я залез в рюкзак и достал конверт для 378.
-Ты не обижайся, - прошептал рыжий.- У нас тут пару конфликтов было с Вашим братом. Один из них сына Витька то и прирезал, правда в честной драке… Да и сын его пьяный был… С тех пор в нашу смену ходокам достается.
- Ну..- я даже не знал, что ответить. – Это же не его привилегия ходоков не пускать, мы не к нему ходим.
- Да, но в пункте вас все равно не любят, случаи такие не единожды, к тому ж, вот и приказ был, в пункт вас не допускать. – рыжий пожал плечами. – Я принесу тебе стул, спи на нем, если не хочешь, то на полу.
-Я выбираю пол, так привычнее.
Про привычку я не соврал, да и на стуле не вытянешься и не поворочаешься. Я снял куртку, положил ее на пол, капюшон свернул вдвое – он моя подушка на сегодня. Обувь и штаны снимать не стал, иначе у охранников было бы больше поводов меня выгнать, из-за отвратного запаха – я весь день в пути, и из-за стремных подштанников. Перед сном спросил про уборную, рыжий указал на небольшую пристройку за комнатой. Вернувшись я лег спать, и мне уже было абсолютно без разницы, что там у усатого на уме, что я сплю на полу и сквозит откуда только можно, что мерцают керосинки, я просто уснул. И снились мне пирожки бабы Нюры и тушенка обжаренная с картошкой и луком.
Проснулся я от того, что рыжий трясёт меня за плечо. Я потер глаза и кое как разлепил веки. Усатый сидел и курил на диване, читая при этом книгу «1984», автора я, к сожалению, не разглядел, из-за тусклого освещения.
- Тебе пора, светает, и метель утихла, сейчас и наша смена закончится, так что уходи.
Я встал надел куртку, осмотрел рюкзак. Ничего не украли – и на этом спасибо. Ощупал карманы – тоже все на месте. Я пару раз подпрыгнул на месте, чтобы разогнать кровь. Одел рюкзак.
-Спасибо, до свидания! – я не мог их не поблагодарить за ночлег.
Рыжий открыл дверь, я вышел:
- И тебе не хворать, - и он тут же захлопнул засов.
Я огляделся: тихо, сугробы, в небе полосатая картина зари. Я достал карту, переданную мне в 376 для похода в 293. Я должен был дойти до станции под названием Беглая. Там дождаться поезда, который ходил примерно раз в три-четыре дня. Сойти на станции Полевая, и там пройти на север вдоль реки Ледянка, до пункта назначения. Я сразу сориентировался, что от 378 мне идти налево, вдоль входа, около которого я стоял.
Прошло где-то минут 20, пока я шел, как за спиной я услышал скрип снега и топот в сугробах. Я обернулся. В грудь мне прилетел тяжелый удар, я не успел сообразить и упал на спину и погрузился рюкзаком в сугроб. Усатый, расширив ноздри стоял в паре метров от меня – хорошо меня приложил.
- Что, думал, я твою дерзость оставлю незамеченной? – он, пыхтя, в одно движение правой руки открыл телескопическую дубинку.- Таких тварей как вы, убивать надо, приходят в гости, и творят что хотят. – Он сделал шаг ко мне. До меня донесся запах перегара. Я кувырком назад выскользнул из рюкзака и оказался по колено в сугробе, но на ногах. Ощупал нож в кармане. – Беги щенок! – он ринулся на меня и широким замахом дубинки угодил мне в успешно подставленный локоть левой руки, та тут же онемела. Удар ногой снова пришелся мне в грудь. Я отошел на пару шагов, согнулся, он замахнулся для нового сокрушительного удара дубинкой. Я кувыркнулся ему под руку, и замах рассек воздух, я оказался у него за спиной. – Сука! – он развернулся и снова махнул своим оружием. Я отшатнулся назад и чуть не упал в сугроб, однако в этот раз я успел вытащить нож, даже сам не знаю как, все было на автомате.
- Остановитесь! – прокричал я.
-Ты еще будешь говорить, что мне делать?! – он снова махнул, я ушел вниз от удара - снова промахнулся, я резанул ножом в кувырке в левую, не атакующую сторону, прокатываясь рядом, с ним и рассек ему левую ногу, но нож вошел неглубоко и я просто разрезал ему штанину. Тут же он снова развернулся, я ткнул его локтем в живот, но это не дало никакого эффекта, тут же на автомате я рукоятью ножа зарядил ему в нос. Усатый отшатнулся и рухнул в сугроб, я резко левой ногой придавил его правую руку в снег, и ударом рукояти снова двинул ему в челюсть. И еще, и еще, пока он не перестал подавать признаков жизни. Кровь из его носа покрыла снег. Я ощупал пульс, проверил дыхание – жив, дышит, но нос сломан. Потащу ли я его в 378? НЕТ. Тут две причины : первая – он хотел меня убить, и сделал бы это, будь я менее расторопен; вторая – тащить его по сугробам накладно и долго. Да и он сам выбрал свой Путь, даже если он выпил, это его никак не оправдывает. Я убрал нож на место. Подобрал его телескопичку, которая могла лишить меня жизни, сложил ее. Рука ныла и до сих пор плохо реагировала на команды мозга. Она с трудом сжимала и разжимала пальцы. Я поднял и расстегнул рюкзак, бросил туда дубинку. Развернулся и отправился дальше. Теперь, жизнь усатого зависит только от него, также как предполагаемая моя гибель от его же рук минуту назад, так распорядился его Путь и мой.
Беглая представляла собой обычный деревянный домик, вдоль которого была постелена железная дорога. На домике красовалась надпись на прибитой доске, занесенной снегом, «Беглая». Дверь на станцию была открыта. Внутри стояла печка, возле нее лавочка со спинками. В углу лежали дрова для растопки. В центре комнаты также стоял стол, на котором были керосинки и свечи. На стенах висела полка и три плаката. На плакатах были изображены паровозы, и исчерченный календарь. Следующий поезд должен был быть в среду, судя по обведенному на нем кружку. Сегодня – вторник. Ждать недолго. На полке стояли книги и лежали бутылки с керосином. Над центральным столом также висела керосинка. В домике было холодно, давно тут не топили. Но, на сколько мне известно, на таких станциях топят печь только заблудшие сюда, сами проводники сюда приносят только дрова и керосин, также отмечают даты приездов. Я достал тушенку и начал ее разогревать – голод играл еще со вчера, а учитывая вкусности, приснившиеся мне, тушенка была самым желанным продуктом. Я затопил печь. Зажег керосинку. За окнами выл ветер, темнело.
Когда домик прогрелся, я разделся, придвинул стол к печке и положил на него вещи. Я поел, тушенка была отменной, но не хватало в ней картошечки и лучка, но сейчас это не имело никакого значения- я был в тепле, уюте и у меня даже было чем заняться – я мог почитать книги на полке. Спать мне не хотелось. Да и рука ныла - огромный синячище занял часть предплечья и локоть. Кулак я сжимал с трудом. И что его так переклинило? Бухой - одним словом. Первый раз такое, как меня только не поносили в пунктах, но чтоб убивать, до такого дошел только Усач. Да и я дурной, потерял бдительность и поздно заметил, а если бы он ударил меня по затылку дубинкой? Я бы не выжил... А если, а если – черт с ним, с если, что было, то было. Теперь понятно, почему мэр 376 умолчал про 378 пункт – там нас недолюбливают. Знаю я пару примеров, как ходоки обносили хозяев, наслышан, но как правило, хозяева узнавали об этом потом, после того, как ходоки покидали их. СТОП. Так вот почему тогда баба Нюра тогда ночью не спала – она прятала ценности. Как я сразу до этого не догадался. С одной стороны мне обидно, но это логично – доверять никому не стоит, как часто я сам забываю об этом правиле: всегда хочется верить, что люди не желают тебе зла, и не могут быть злыми, просто можно все списать на их нервозность, но до тех пор, пока их действия не угрожают твоим интересам или твоей жизни.
Мне сразу стало как-то тоскливо. Я посмотрел на огонь в печке и подбросил поленце в пламя. Огонь искрил и плевался язычками оранжевого пламени. Дым черным нагаром уходил в трубу. Я подставил руки поближе. Тепло. Только это тепло и эта обстановка полного спокойствия спасала меня от негативных мыслей. Я взял пару поленьев и поставил под дверь, чтобы приходящий, открывая дверь, задел их и они упали, а я проснулся и сразу был готов к гостям.
Я подошел к полке и взглянул на книги. Война четырех часть первая, часть вторая, часть третья – книги о том, как началась и закончилась война. О войне мне было мало чего известно. Я знал только то, что она была, что из-за нее людям пришлось некоторое время жить в подземельях и под огромными куполами, которые защитили города от ядерных, биологических и химических атак. Эти купола были сооружены за пару дней после начала войны. Состояли они из нескольких слоев. Первый снаружи состояли из слоев свинца, титана и ванадия. Второй слой из вольфрама, свинца и чугуна. Третий слой состоял из закаленного стекла. Четвертый являлся металлической сетью, закрепленной на столбах, состоящих из стали, этот слой должен был в случае разрушения третьего слоя должен был защитить жителей города. К сожалению, такие купола смогли в короткие сроки установить только на города с небольшой площадью, куда и сгоняли большинство людей. В подземельях таких городов разводили животных и культуры некоторых растений. В итоге часть таких куполов была расплавлена вследствие ядерных ударов, но они выполняли свою задачу на ура, правда, не везде. Сама война длилась три года. После того, как оружейные потенциалы враждующих сторон ослабли, она и закончилась, правительств не стало и не стало войны. Причины конфликта я не знаю, я знаю только то, что она забрала миллиарды жизней по всей планете, откатила человечество далеко назад в развитии и уюте. Кстати о правительстве, ходит легенда, что часть правительства улизнула с планеты в самом начале, и властители народа болтались теперь толи где-то на орбите, отдавая приказы на смерть, толи уже давно покинули притяжение Земли и улетели в поисках новой жизни. После войны была зима, тучи и пыль оседали в течении сотни, а то и больше лет. Тогда то и зародились первые ходоки. Ходят легенды о том, как они были экипированы. У каждого было множество всяких примочек для выживания: автоматы, противогазы, приборы ночного видения, системы автономного питания, костюмы с баллонами с воздухом, разгрузочные комплекты. Говорят даже костюм их позволял им передвигаться на огромнейшие расстояния, не чувствовать усталости и нести огромные грузы, но таких костюмов были единицы, где они теперь – никто не знает, а если и кто-то знает, то может применять его в своих целях. На Земле буйствовала чума, порожденная биологическим оружием, я не знаю что там были за болезни, но люди умирали в течении двух-трех, максимум четырех дней, пока не нашли противоядие. Болезнь распространялась быстро, болели люди, животные – все. Часть животных пережила все муки, принесенные человечеством, но эти страдания изменили их, как и деревья и растения. Мир приобрел новую форму, в которую люди долго вживались. Вживалась и человеческая биология. Появились человеческие индивиды, которые были физически сильнее и больше простого человека, и это лучшее, что было из изменений, правда, эти изменения мало кого коснулись. В основном начали рождаться дети со страшными мутациями: несколькими головами, конечностями, ихтиозом, перепонками на пальцах и так далее. Большая часть детей не выживала. Да и если рождался «урод», то его сразу убивали, чтобы не давать мутации укрепиться в генах, если у женщины рождалось несколько таких детей, то ей запрещали рожать, а в некоторых пунктах и вообще убивали и их мужчин. Многие люди теперь обратились в религию, не важно, что это было, христианство, мусульманство, язычество, люди молились, и это давало им надежду. Как сказал кто-то известный: «Не бывает атеистов в окопах под огнем». Так и случилось, после тотального атеизма люди возвращались к истокам мировоззрения. Особенно много стало язычников, за примером далеко ходить не надо – моя мама и наш пункт в целом. Осколки науки еще остались и осколки кое-какой техники и электроники.
Сам я был родом из пункта 174 подразделение А. Что за подразделение? Наш пункт делился маленькой речушкой, которую в последствии платинами отрезали от других вод и сделали прудом. Я уже родился во время, когда оставили только третий и четвертый слои куполов. Поэтому, я знаю, что такое солнце, луна, ночь, день и небо.
Я взял книгу о начале войны, и почувствовал некоторое отвращение, читать о страданиях мне не хотелось. Я оставил эту затею. Я достал камни. Зажал их в руках. Сел на пол, скрестил ноги и начал медитировать. Шум огня успокаивал. Я попытался отбросить все мысли, оставить голову чистой.
Знаете, когда вы освобождаете голову от мыслей , пытаясь ни о чем не думать, то видения всплывают сами собой. Наверное, это и есть ваш диалог с вашим скрытым, с вашим внутренним и сокровенным. Так вы можете общаться только во снах с собой. Но чтобы очистить разум и голову от мыслей нужно приложить множество усилий, ведь человеку не свойственно знать, что такое пустота, и сознание, ваше «я», пытается ее заполнить. Под пустотой человек понимает скорее абсолютную тьму, в которой нет ничего, кроме нее, таким мы видим открытый космос, таким мы видим наш свободный разум. Почему мы не представляем свет? Я много раз пытался ответить для себя на этот вопрос, и пришел к выводу, что все рождается из ТЬМЫ. Все рождается в сравнении, но первоначальное состояние всего – абсолютная Тьма, неведение, слепота, глухота и немота, и чтобы объяснить все то, что сотворено, мы его называем и даем ему характеристики, но первородна только Тьма, которая таковой по сути и не является, так ее назвали МЫ, люди, и то что под ней понимаем, ни то, что есть на самом деле, это не абсолютное незнание, это абсолютное начало, абсолютное рождение.
В этот раз мое подсознание выдавало мне картины прошлого: отрезки детства, так или иначе повлиявшие на меня и въевшиеся в память, как куски расплавленного гранита в седое изваяние моей вечности. Одно из ведений показалось мне странным: это было мое очень раннее детство, мне годика 4 или даже 3, я с мамой пришли к местному заводчику голубей. Мы проходим в его уютный домик, прямо в домике голубятня. Он дает мне в руки пару белых голубок. Они сидят и курлычут. Я кормлю их пшеном, они вертятся в руках и с удовольствием едят, аккуратно клюют зерно и не ранят меня. «Голубь- символ свободы и мира» - говорит мне седой заводчик. На моем лице улыбка, я счастлив, - так мало ребенку надо для счастья. Тут же я вспомнил про свистульку, что дала мне Люся. Я очнулся. Уже рассвело. Я поднялся. Чувствую себя бодрым и отдохнувшим. Залезаю в нагрудный карман куртки и достаю свистульку. Голубка белая…Вот она свобода, в маленькой игрушке. Даже, если от нее ничего не останется, или она сломается, в памяти она останется навсегда, как символ, как дыхание жизни…
Сегодня прибудет поезд, на который мне надо сесть. Дорогу дальше спрошу у проводницы, может она что то и знает, как добраться в 293, и что там происходит. Пока я перекусил оставшимися пирожками. Навел себе чаю из мяты с чабрецом. Завтрак удался на славу. Я был окрылен таким началом дня, и настроение поднималось само собой. Все дышало свободой и спокойствием. Я стоял и улыбался, сам того не понимая. Просто меня тянуло на улыбку.
Пообедав, я снова задремал, усталость - вещь тонкая, ее вроде нет да нет, а как только ты в уюте и тепле, и когда нет никаких смыслов бежать куда-то, она наваливается с новой силой, как лавина, как шторм. Проснулся я от бряканья поленьев. Я сразу оказался в стойке, готовый к бою, с ножом в руке, даже не сообразив, что происходит. Передо мной стояла проводница с ошалелым взглядом и открытым ртом.
- Ой, извините, -я убрал нож в карман.
-Да все хорошо,- испуганным голосом ответила проводница. Ей было лет сорок, она была крупного телосложения, с кудрявыми, как у барашка, желтыми волосами. – Поезд отправляется через 15 минут, Вы едите?
- Да, конечно, - оба уха у меня горели, я был смущен своими действиями.
- Тогда пройдемте.
На перроне стоял паровоз, к которому было прицеплено три вагона: один – пассажирский, два товарных, для провизии. Проводница зашла в пассажирский, принесла в домик дрова и керосин. Я ей помог с дровами – хотелось искупить свою вину. Также принес ведро питьевой воды. Потом я поднялся в вагон. Это был вагон от электрички. Всюду были деревянные скамейки, полки для сумок. По мимо меня в вагоне было пять пассажиров. Один в тулупе спал напротив центрального окна. Двое играли в карты в другом конце вагона. Один уплетал бутерброды, и еще один читал газету. Я расположился спиной к противоположному концу вагона, рюкзак поставил под скамейку, на которой сидел и уставился в окно. Поезд загудел, прогремел свисток и мы тронулись. Проводница подошла ко мне:
-Чай, кофе? Бутерброды?- спросила она, уже оклемавшимся, уверенным тоном.
-Нет, спасибо.
-Что покрепче может? Пиво? Вино?
-Нет, я не пью, - приврал я конечно, но в пути я никогда не пью. Да и вообще, пью я только тогда, когда предлагают в месте отбывки на праздники или по особо важному поводу.
- Вы до какой станции?
-До Полевой.
- Хорошо, если что, я Вас разбужу, - она собралась уходить.
-Стойте, а можно вопрос?
-Да, задавайте.
-Вам что-нибудь известно про 293 пункт?
-Ну, я мало что знаю, только слухи. Говорят оттуда информации никакой – все что я знаю.
- Спасибо, - я улыбнулся, она удалилась.
Под шум колес и дымные полосы за окном я уснул, снова…
Θ 2017-04-16 21:02:15
Ходок. Глава 1
Глава 1.
Голова гудела. Рассвет давно зачался. Окно резало солнечный свет. Я протирал глаза и потягивался. Состояние было дурное. Совсем дурное. Тело будто налито свинцом, голова болит. Нет, вчера я не пил и даже в мыслях такого не было. Я подошел к зеркалу. Выгляжу хуже, чем обычно: темнота под глазами, лицо похоже на один большой синяк, нос как будто надулся, глаза красные – заболел. Думаю бабка, приютившая меня на пару дней, приняла меня за алкоголика: жил я у нее всего-то вторые сутки, но в первый же день я пропал и явился затемно, когда она уже спала. Как только я зашел, она начала ворочаться, а учитывая, что ночью моё зрение садится до такой степени, что перед глазами остаются только разводы от глазных капилляров, я облокачивался по стенам и запинался обо всё, что только плохо стояло, пока не дошел до своей комнаты и не нащупал кровать, я точно ее разбудил. Стоит отметить, что бабка тоже та еще ночная ящерица: в предрассветный часа она начала ходить по дому как ненормальная, при этом не затопив даже печь ( дома стоял дубак), скрипела дверями и то и дело входила и выходила из дома. Я немного поелозил по дивану и тут же вырубился – день перед этим был насыщенный.
Да, о вчерашнем дне. Я явился в пункт 376, прислали меня из пункта 372. 376-ой является небольшим поселением с населением около 70 человек – все друг друга знают. Все живут в полуразваленных домах с облупившейся краской и потемневшими от времени и климата бревенчатыми стенами. Поселили меня у бабки Нюры, т.к бабка жила одна и у нее было свободно пару комнат, да? впрочем, бабка и сама не против гостей была: детей у нее нет, из живности только кот Базиль и пёс Валерка. Базиль все время, пока я был дома, нюхал мои ноги, толи ему нравился запах моих потных носков, которые я не стирал и не менял уже несколько дней, поскольку путь от 372-ого длился двое суток, да и там было не до стирки. Ночью Базиль развалился прямо на мне и посапывал и то и дело постанывал во сне от увиденного. Валерка принял меня на территорию неохотно, но он не лаял, он просто оскалился и залез в будку. Бабка Нюра разместила меня в зале, в котором стояло трюмо, очень древнее, диван, тоже черт пойми какого года, огромный круглый стол, пару стульев, кровать и шкаф. В зале было три окна, все были завешаны белой тюлью и желтыми шторами с вышитыми цветами. Она постелила мне на диване, поскольку с ее слов, у кровати сломалась ножка, и она неустойчиво стоит. Рюкзак я сразу бросил под стол, а сам, взяв посылки, которые должен был передать в 376-ом, направился в здание местного самоуправления.
В комнату вошла баба Нюра. Она была в халате, расписанном цветками, в зеленом платке, коричневых чулках и меховых тапках.
-Утро доброе, молодежь!- прокряхтела бабка. – Отмечал небось вчера? Видок вон какой захворавший.
- Доброе, не, баб Нюр, я болен – промямлил я и показушно шмыгнул носом.
- Плохо, одевайся и подходи на кухню, чаем с лимоном тебя отпаивать будем, - баба Нюра покинула комнату.
Я снова потер глаза. Натянул на ноги флисовые штаны, на тело – рубаху. Застегнулся. Чихнул. Дошел до кухни. Импровизированным столом являлась старая тумбочка с накрытой на ней скатертью. На «столе» меня уже ждал чай с лимоном и пирог судя по всему, с апельсиновым повидлом- начинка была оранжевая и с кусочками цедры. Слева стоял холодильник, который не работал из-за отсутствия электроэнергии в доме. Вообще электроэнергия была в 376, но не во всех домах. Рядом со «столом» стояли деревянные стулья со спинками. Кухня в доме также являлась и прихожей, дальше шли только сени. На противоположной стене от стола висела вешалка с кучей старых потертых курток, шапок, халатов, да и вообще всякого. Добротную половину кухни занимала прошпаклеванная печь, в которой томился огонь. За печью умывальник – напротив него газовая плита. На кухне было светло – два окна озаряли собой всю кухню. На одном из окон висел градусник. -15 – прохладно. За окнами был бабкин огород, баня, сараи и погреб. Все было заметено снегом. Старый ранет гордо склонил колени ветвей под натиском снежных завалов.
Я присел за стол. Шмыгнул. Еще и еще – сопли не давали спокойно дышать.
-Эко ты заболел то как? – селя рядом баба Нюра и начала нарезать пирог.- Я слышала, что у ходоков хороший иммунитет и вирусы их не берут, только самые опасные и то протекают в легкой форме. А если ты меня заразишь? Вдруг у тебя такой вирус?
-Да не, баб Нюр, я несколько дней по морозу шел, промерз до основания мозга. Пару раз приходилось спать в сугробах, делая берлоги, а там, сами знаете, тепло только относительно улицы, - я шыгнул носом.
-Ну ты не времени, беги к Дашке, нашей фельдшерше, она напротив живет. Чаек попей и иди . Задержишься на пару дней тут, кровом я тебя обеспечу, не волнуйся.
-Спасибо, баб Нюр. А вам за постояльцев хоть что-то платят?
-Ну как платят. Раз в месяц дают паёк : 500 г чаю, 500 грамм печенья, пару кило апельсинов, лимонов или мандаринов. Раз в год дают мешок крупы, когда поезд доставляет провизию, мясо и отродясь не видим – скотина подохла вся.
- Как так, не ухаживали небось? – Тем временем у бабкиных ног начал виться Базиль, пытаясь выманить съестного.
- Ух, черт волосатый, надоел, - бабка выругалась на кота и кинула ему кусочек от пирога. Базиль понюхал, повел мордой и ушел. – Вот поганец! Не жрёт он ничего, только выпрашивает, зараза. Не знамо, где он питается, но дома он редко ест. А вот про скотину то – вирус появился у нас в краях, мутация чтоль какая: ни один анализ его не мог определить. Скотину то поили и антибиотиками- роскошь та еще, и противовирусным – а она все дохнет и дохнет. И мясо непригодное для еды – скотина заживо гнила, прям расслаивалась на глазах, до тех пор, пока она не теряла последние силы и падала. Самое интересное, людям эта зараза ну никак не угрожает. Были добровольцы – ввели им вирус, и ничего не произошло – отделались насморком. А скотину в итоге всю перебили и сожрали, что можно было, а что нельзя - сожгли. Пытались заново завезти из 372 пункта, но все та же история – все передохло, - тут я вспомнил, что у меня есть пару банок тушенки и бабку, Базиля и Валерку можно порадовать.
-Подождите, Баб Нюр, - я встал и громко чихнул. Пошел в комнату и вынул из рюкзака пару банок. Баба Нюра обрадовалась увиденному. Я протянул ей банки.
-Ох ты Господи! Спасибо! Сегодня ужин нормальный приготовлю значит! - Базиль попутно вернулся на кухню и сел в сладком ожидании.
-Ладно, Баб Нюр, я к фельдшеру.- Я одел куртку и вышел.
На улице пахло морозом, все было заметено, только около домов расчищали дорожки. От дома бабы Нюры прямо вела дорожка к дому на котором был изображен красный крест.
Я постучал и вошел. Вытер ноги в сенях. В сенях стояли соленья и ведра со снегом, который потихонечку таял. В сенях было тепло. Прямо за сенями шла огромная комната, в центре которой стоял огромный дубовый стол, за которым сидела фельдшер в белом халатике и белом колпаке с красным крестом – женщине лет 40 на вид. На столе было множество папок и тетрадок с записями – фельдшер и сейчас что-то писала. В комнате стояло множество шкафов с заспиртованными органами, книгами и костями.
-Здравствуйте! – я снова шмыгнул носом.
-И Вам не хворать. Что случилось? – медсестра изподлобья посмотрела на меня.
- Простудился видимо, - просонорил я. Она указала пальцем подойти к столу. Я подошел.
-Руку положите на стол, - я положил, и сразу вскрикнул «АУ!» - она меня чем то уколола в палец. В руках у нее оказался пистолет с иглой вместо дула и с ампулой с моей крови на стволе. На рукояти высветилось : «Вирус тип 2, Б4». – Да, орви и впрямь, - она полезла под стол – там оказалась тумбочка, открыла ящик и выдала мне 6 таблеток. – Это ремантадин. Три сегодня, три – завтра. На третий день придешь за добавкой, сейчас сложно с лекарствами, в конце недели приедет группа,они передадут медикаменты. А вы стало быть ходок, который вчера пришел?
-Ну да. Базируюсь у бабы Нюры, надеялся завтра уже уйти - ходоки всегда в пути, а тут заболел.
-Сочувствую. Поправляйтесь. Больше воды, чай с лимоном и спите как можно дольше, видок у Вас захудалый. И куда же Вы потом?
-Даже если бы я знал, я б не имел права Вам говорить, поскольку кто знает, что мне придется доставлять.
-Скрытный Вы народ – ходоки. Только почему Вы все по одному ходите? В группах же легче и страхов меньше.
- Группы доставляют крупные партии чего либо. Ходоки же служат в основном для небольших передачек и для связи пунктов между собой. Да и ходок – это принцип жизни, наверное, не иначе. Всегда один, всегда в пути,- я улыбнулся и тут же чихнул.
-Будьте здоровы! Ладно, идите отдыхайте, а то меня еще заразите. Счастливо!
-До свидания, спасибо Вам!
Я вернулся в дом бабы Нюры и сразу плюхнулся на диван. Принял таблетку. Казалось, все тело горит. Я укрылся одеялом. Баба Нюра таскала с улицы снег, чтобы растопить его, и у нас была вода для питья и помывки. Мне было стыдно, что я не мог ей помочь. Моё состояние не давало мне спокойно что-то делать: меня трясло и все тело горело. Постоянные шмыгания носом мне порядком надоели, и отнимали много сил. Горло заболело. Я пытался уснуть. Примчался Базиль и лег у меня на груди… Мне было жарко, и я пропотевал, что главное. Весь стал влажный- мокрота по всему телу создавала ощущение, что я только что вышел из бани, она утомляла и мои силы угасали, я томился и засыпал.
Проснулся я под вечер. За окном мерно плыли облака, на фоне которых коряжилась Луна и малозначительные звёзды. Базиль развалился и не давал мне спокойно дышать. Грудь заложило. Насморк отступал. Я огляделся – на столе стояла огромная кружка чая с лимоном, и лежали мандарины на тарелке. Баба Нюра , судя по звукам, всё суетилась на кухне- гремела посудой и ведрами. Не знаю, что она могла там делать- еда уже давно готова а снег, скорее всего уже оттаял. Я весь мокрый. Надо переодеться. Я снял всю одежду и влез в халат, который ждал меня на стуле возле стола. Старый женский махровый халат голубого цвета. Я укутался в него и повязал пояс. Затянул потуже. Базиль так и остался на диване, не придав значения тому, что я встал. Он похрапывал и стонал и то и дело ворочался на спине, распластавшись в позе зародыша. Он закрыл лапой нос – похолодает. Плохо. Мне скоро в путь.
Валерка за окном залился лаем и требовал от гостей представления и покорности на своей территории.
-Баб Нюр! Откройте! Это Сережа Пьетахов! Баб Нюр – голос , судя по всему из-за забора. Тот на кого лаял Валерка стучал в калитку. Послышался удар двери – баба Нюра пошла встречать гостя.
- Это какими ж судьбами то?- старческий голос был запыханный – она торопилась похоже.
- Да к ходоку вашему, передать указания.
-А ну это тогда ладно.
Спустя минуту снова послышался удар входной деревянной двери. Еще через минуту в комнату вошел высокий белобрысый парень, с черными корнями волос, одетый в фуфайку, валенки и держащий в руках ушанку.Как парень меня увидел, лицо его приобрело официальный вид:
-Здравстуйте! Я – Сергей Саныч Пьетахов, представитель местного самоуправления. Направлен к Вам с целью разъяснения заданий и передачи посылок, - не люблю весь этот официоз- Сереге он явно не шел. По виду же написано, что это простой парень, ничем от других не отличающийся. Могу уверить, что он точно не занимает ответственных постов в пункте 376, скорее всего он посыльный, мальчик на побегушках, у той же самой администрации. Серега вынул из внутреннего кармана два конверта формата А4, и направился ко мне.-На сколько я знаю, Вы заболели, и наша администрация хочет предоставить Вам жилье , до тех пор пока Вы не выздоровите,- голос у Сереги был уверенный. Его словам я , безусловно, был рад: в некоторых пунктах ходоков терпеть не могут, считая их нахлебниками и ворами с большой дороги. Он подошел ко мне и протянул руку. Я пожал ее:
-Спасибо, Сергей Саныч, за хорошие новости, не ожидал я, что меня болезнь так ухватит. НО это ничего- начало зимы только , это ожидаемо – заболеть, организм еще не привык к морозам, тем более таким резким.
-Как я могу Вас называть? – как правило, все ходоки имели позывной, вместо имени и фамилии, поскольку имя и фамилия слишком многое могли сказать о человеке. О нем можно было узнать всё, вплоть до места рождения и выдать всю историю ходока, которая могла быть не совсем чиста. Но я как честный ходок всегда представлялся по имени:
-Антон. Да и ни к чему эти официальности, можете просто на «ты».
-Так вот, Антон, Вам поручается передать эти документы в пункты 378 и 293, сейчас сообщение с ними нарушено- уже больше месяца от них не слышно никакой информации. Ходоки не приходят, группы туда не отправлялись даже из 372,неизвестно жив ли там кто и что там происходит. Сами знаете, скотина нас не живет, поэтому лошадей и повозки мы туда отправить не можем, а жд пути лежат из 372 только к нам и в крупные пункты.
Немного поясню, о том, что же такое пункты и почему сейчас стала невозможной связь между ними. Несколько сотен лет назад на Земле произошел конфликт, в ходе которого вся техника просто «выгорела». Все микросхемы были сожжены мощным магнитным излечением, которое использовалось в ходе войны. Машины заржавели от времени, все системы пришли в негодность. Многие города были разрушены, деревни сожжены. Электростанции пришли в негодность за счет новейшего, на то время, оружия, которое позволяло выводить все из строя. На планете также использовали биологическое, химическое и радиационное оружие. Из-за первого развивались вирусы, бактерии , из-за которых гибли люди и животные. Из-за второго, все металлические и пластиковые конструкции приходили в негодность. Третий же вид был страшнее всего и сочетал в себе все три особенности, уничтожая живое и неживое созданное людьми. Всё, что было на поверхности – было приведено в негодность. Выжили только те, кто находился в поземных бункерах, как кроты они скрывались долгие годы там и мечтали о выходе на поверхность и те, кто жили под возведенными куполами. Климат на планете изменился. Изменилось магнитное поле планеты. Теперь для передачи радиосигнала нужны были очень мощные излучатели, и то , их мощности хватало лишь на пару километров – дальше, магнитное поле земли просто «съедало» сигнал и тушило информацию. Как правило, города были разрушены и от них оставались только камни. Часть скотины удалось воскресить, как и часть растений. Но теперь, в основном, все растительные культуры содержались под землей в специальных парниках, с лампами, которые излучали ультрафиолет. Каждый город и деревня , где живут люди назывался «пункт» или «дистрикт» - на английский манер. Каждый пункт старался содержать ту или иную сельскохозяйственную культуру. Некоторые пункты также держали шахты, добывали полезные ископаемые и пытались производить оружие, медикаменты и утварь. Номера пунктов – стали их названиями. Названия давались из такого принципа: с северо-запада – на юго-восток. Северным пунктам отдавалось предпочтение в наименовании. Первые две цифры означали квадрат пункта. Все пункты объединялись под главным пунктом, для 376 это был 372. Главный пункт был как бы столицей, потому что в нем было самое большое население и, как правило, продвинутое производство. Люди стали больше общаться с природой и оккультными вещами: распространено стало общение с духами и потусторонним. Я сам должен был стать шаманом, у меня есть способности – моя мать была шаманом в нашем пункте. Она готовила зелья, общалась с духами, лечила население. Я с детства также был близок к миру духов, слышал их и мог входить с ними в контакт и многое знал то, что не знали простые люди. Но я решил стать ходоком. Кто такие ходоки? Это обычные люди, которые выбрали своей жизнь путь. Они всегда в пути, всегда одни, кроме немногочисленных времен остановки. Ходачество стало распространено после первых десяти лет выхода «в свет» людей. Стала нужна связь между пунктами, и многие люди переставали бороться с одиночеством и устремлялись в путь, поддаваясь веянию единения с собой и природой. Таким же ходоком стал и я. Я выбрал одиночество- тот Путь, где никто не предаст, и где ты полагаешься только на себя самого. Ходоки стали полезны и часто мы носим информацию, даже не зная ее содержания, да нам это и не важно, нам главное – идти. Всегда в пути, всегда в дороге. Но вернемся в реальность:
- Да, я доставлю, только я не знаю, как скоро я поправлюсь. Вирусы – дело поганое, непредсказуемое, особенно в начале зимы, - в подтверждение своих слов я чихнул.
- Наше самоуправление радо гостям всегда, и мы рады Вас приветствовать в нашем пункте! Если Вам будет угодно мы можем обеспечить вас провизией из лучших цитрусов, выращенных нами, - Серега не унимался и называл меня на «Вы».
-Спасибо, Сергей, я зайду за провизией, как буду отправляться в дорогу, - не важно, что дают в пункте, главное дают. Съешь ты это, или нет – неважно, ты всегда можешь разменять полученное, оно в цене, всегда, и лишним никогда не будет. Серега кончиками пальцев коснулся головы , отдавая честь, пожал мне руку и удалился. Я нехотя встал, подошел к рюкзаку и положил документы, переданные Серегой. Вообще, меня радует, когда к ходокам относятся как к своим в пункте. Бывали случаи, когда забрав посылку, меня просто выпроваживали из пункта, давая с собой скудную провизию из бутылки грязной воды и черствого хлеба, да, никто никому ничем не обязан, но все равно неприятно, я мог бы с таким же успехом не приносить посылки туда, где ко мне так относятся, но, в обыденности, в пунктах я бывал один раз.
Я вернулся на диван и погрузился в забытьё, бой с простудой я снова проиграл.
Всю первую половину следующего дня я провел в постели. К вечеру мне полегчало, и я разгреб снег на приусадебной территории бабы Нюры. Она долго упиралась и говорила, что я болен и должен оставаться в постели, но моё упрямство сказало своё веское «нет», и я взял лопату и разгреб все дорожки и подходы к бане и дому. После ужина я поиграл с Базилем, сделав из ниточки и бумажки бантик – мышку. С Базилем давно никто не играл, похоже, он скакал, валялся, прыгал и мурчал.
Как только я лёг спать, Базиль запрыгнул и улегся у меня на груди. Я принял решение, что задержусь на еще один день и пойду в 378, там переночую и направлюсь в 293.
Следующий день я колол дрова бабе Нюре, зашел к фельдшеру и начал топить баню. Пока баня растапливалась и дрова уже прогорели, догорая чернеющими поленьями я пошел в управу пункта.
Белое, двухэтажное здание. Штукатурка на стенах облупилась. На втором этаже в окнах не было стекол, и рамы колыхались от ветра. На улице мело. Градусник перед мои уходом показал -20. Я вошел. На первом этаже меня встретил дубовый квадратный стол, за которым сидел тот самый Сергей. Он вскочил и отдал честь – мальчик явно хотел услужить и показаться хорошим служащим. Он был в пиджаке, под которым была вязаная жилетка и темно синяя с бежевыми полосами, обраймленными красными, рубашка:
-Здравствуйте, Антон! – Серега протянул руку, я пожал ее:
-Сергей Саныч, я завтра выхожу в дорогу, поэтому хотелось бы узнать по поводу карт и провизии – как-то неудобно было просить провизию, но всё же , без нее мне было бы туго.
-Да, да, конечно, только я в журнал вас запишу, - на столе лежала тетрадь альбомного формата, которую освещала желтым светом лампа. В тетради были записаны ручкой имена, напротив которых было время прихода и ухода. – Ой, - спохватился Серега- а как Вас записать? Фамилии то Вашей я не знаю.
-Запишите просто : Антон Ходок, - он так и сделал и указал время моего прибытия.
- По коридору идите направо, комната 108.
Я кивнул и отправился по длиннющему, выкрашенному в голубой цвет коридору. Подле стен дежурили кресла раскладушки и деревянные скамейки. На стенах висели плакаты о вирусных заболеваниях, гепатите и энцефалите – похоже тут была больница, когда то давно. Двери, вкрапленные в стены, были обшиты в мягкую обивку и на каждой ютился номер. 106, 107, 108 – то, что надо. Я постучался.
- Да, да, войдите! – послышался глухой голос из-за двери. Я открыл дверь и представился:
-Ходок Антон, - голос звонко распластался по комнате. Передо мной сидел седой мужчина в черном шерстяном пиджаке и голубой рубашке. Он сидел рядом с окном за таким же столом, за каким сидел и Серега. В комнате было множество стульев со спинками. Старые деревянные стулья. Стены в комнате были покрыты какими-то картонными обоями. На потолке висели газовые лампы, сиявшие желтизной. Мужчина уставился на меня, протянул руку, я подошел и пожал. Он жестом предложил присесть, что я и сделал.
- Антон, как Ваше самочувствие? – голос у мужчины звучал строго.
-Да вроде ничего, поправился, спасибо.
- Как у Нюрки дела?
- У баб Нюры нормально вроде все- она не жаловалась, - я улыбнулся.
-Ну хорошо, значит. У Вас вопросы есть по посылкам?
- Да нет, что Вы, ну кроме того, что мне нужны карты, куда идти и мне обещали немного провизии.
- А, это не вопрос, - он открыл ящик, который я сразу не заметил, находился этот ящик прямо в столе, но ближе к окну а не ко мне.- Вот Вам карта квадрата 3.7 и 2.9.- он протянул карту.- А стойте, - я почти ее схватил но он вырвал ее и начал в ней что то искать и обводить ручкой.-Готово, - он вновь ее мне протянул, но в этот раз я ее взял. На карте были помечены пункты 378 и 293, их он обвел красной ручкой. Как и пункт 376. Оказалось, что квадраты 3.7 и 2.9 находятся совсем рядом и от пункта 378 до 293 всего около ста километров. От 376 до 378 около 30. – А по поводу провизии… - мужчина встал и постучал в правую стену. – Люся, принеси запас для ходока- прокричал он. Через минуту в комнату влетела молоденькая девушка лет 20 с мешочком в руках. Миленькая, с длинными каштановыми волосами, голубыми, почти белыми глазами, аккуратненьким носиком и стройным телом. – Молодому человеку передай, - девушка передала мне мешочек и смутилась, когда я посмотрел ей в глаза. Уши у нее покраснели и она уставилась куда-то в пол, то и дело поглядывая изподлобья. – Люся свободна, -я ей улыбнулся, на ее щеках вылез румянец и она выпорхнула из комнаты. – Дуреха еще. Мужчин стесняется новых. А Антон чуть не забыл, - он кашлянул, что мне показалось странным. – Пункт 378 он немного может показаться Вам недобродушным. Последний раз с ними связывались две недели назад и там что-то явно происходит. Ходок сказал, что атмосфера там нездоровая и люди настроены как-то … хм… отрицательно, что ли… особенно к нему.
- Ну, я чего только не видел и не слушал в свой адрес – мне не страшно…
- Хорошо.
-Но мне один вопрос покоя не дает….
-Какой же? – он начал теребить ручку в руках.
- Почему Вам есть дело до 293 пункта? Это же другой квадрат и там другое правительство…. – я нарушал все неписанные законы ходоков. Мы никогда не должны вмешиваться в дела людей, но интерес меня сломал.
- А , - мужик замялся и уставился на ручку. Он что то кряхтел и вздыхал… - Все просто… - еще пауза.- Нам должна была прибыть группа из 293, они должны были доставить нам уголь и зерновые из 293 еще в начале осени, однако, уже прошло три месяца, а их все нет. Вот. Вообще на конверте, что мы Вам передали была для Вас записка, в которой указано, что в случае, если в пункте 293 что-то случилось Вы должны с нами связаться и связаться с их главным пунктом в 2.9.
-Извините, я не заметил… Был слишком болен и не до этого было. Я привык, что документы и посылки я просто передаю – я начал оправдываться.
- Ну ничего, теперь Вы в курсе, - мужик как-то странно мурлыкал как кот, мне что-то совсем это не нравилось… интуиция чтоли, вот чувствую я, что, что-то нечисто.
-Ладно, я пожалуй пойду, а то воду перегрею в бане, - я улыбнулся, придумав и высказав свою глупую отмазку, которую постарался перевести в шутку. Протянул ему руку.
- Думаю, мы с Вами еще увидимся – он пожал её. Я кивнул, взял мешочек, положенный на стул и вышел.
По дороге до дома бабы Нюры, меня его хитрая котливость как-то все щипала и не давала спокойно идти. Мне казалось, что какую-то львиную долю информации он от меня скрыл. Ну вот чую я это. Чую, что, что – то тут не так.
Валерка около дома встретил меня как родного: в этот раз даже вилял хвостом и показывал язык – ему тоже перепало тушенки два дня назад, и его отношение ко мне поменялось. Толи он почувствовал, кто эту тушенку принес, толи настроение у него просто хорошее стало после мяса.
Дома баба Нюра опять корпела над плитой – она знала, что я ухожу сутра завтра и решила устроить вкусный ужин. Базиль сидел на кухне и намывал морду лапами. От хлопка двери баба Нюра обернулась:
- Ну что, как сходил?
-Да неплохо, паёк дали и задание само собой, - про нехорошее чувство я ей говорить не хотел, может просто мои домыслы, решил лучше разузнать про девушку, что была в управе.- Баб Нюр, а Вы не знаете, что там за девушка работает? Молоденькая такая, лет 20, волосы каштановые, глаза голубые, необычные какие-то, как будто в белки добавили немножко голубой краски, я даже не знаю с чем сравнить, - я замялся.
- Так это Люська, соседка наша, каждый день в окне торчит последнее время, на наш участок любуется, неужто не видел? - тут я опешил, теряю сноровку - если не заметил, где-нибудь в пути такая халатность может стать для меня роковой. – Живет в доме рядом, который за огородом, - окна дома выходили как раз во двор бабы Нюры. – Понравился ты ей чтоли, то и дело в окне светилась.
-Да, повела она себя странно, - Базиль начал тереться мне об ноги и обхаживать меня.- Покраснела и выбежала буквально из комнаты…
-Это еще не странно. Она немного ненормальная. Ни с кем не общается почти, нелюдимая она. Букой всегда смотрит на всех. Живет одна.
- А родители где? – Базиль начал кусать меня за носки и обвил ногу подобно змее, я попытался его стряхнуть, но Чертяка только сильнее стиснул капкан и впился в ногу, как вампир после столетия голодухи.
- Базиль! Дурак старый!- баба Нюра прикрикнула на кота. –Отстань от Антона! - но Базилю на бабкины слова было как попу с колокольни. – Мать умерла то её, девочке еще годика не было, а отец пропал вообще.
- Как пропал? Он из пункта вышел и пропал, или что еще?
-В том то и дело, что нет. Просто как-то ночью он исчез, Люське тогда десять было. Наутро она в слезах прибежала ко мне, говорит «папа пропал», нигде нет. Пошли мы за ним на плантацию в подземку, в теплицы тобишь, работал он там. А выходной, его там и в помине быть не должно. Пришли – там один сторож: «Не было такого со вчера». Пошли – весь пункт обошли – никто ничего не видел. Походили по охранным кордонам пункта – никто не покидал пункт ни ночью ни рано утром. Как в воду канул. Нету. БАСТА. Ну и с тех пор за Люськой я и Нинка с Варькой присматривали. Вещи ей давали, по хозяйству помогали, сладости носили, на праздники к себе брали. Но всё равно, с тех пор она нелюдимая какая-то. Мы ее учили немного наукам всяким, что сами знали, но она нас не слушала. Потом вот на работу пошла, всё же с людьми лучше, чем одному, тебе наверное это как никому известно… -баба Нюра пожала плечами. Я скривил физиономию. Мне стало как-то неприятно, что баба Нюра попыталась залезть ко мне в мозг :
- Ладно, пойдука я в баньку, - оборвал я. – У Вас полотенца не будет? – Базиль унялся и заснул на моей ноге.
- Дык всё готово, там на диване я положила и полотенец и халат с бани одеть.
-Спасибо баб Нюр, - я направился в комнату.
У меня создавалось впечатление, что я бабу Нюру знаю уже лет эннадцать – с ней легко было построить диалог, да и она была самая обычная, простая бабушка - добродушная и не таящая зла. Всё это как-то проскальзывало в диалогах с ней и в её поведении. Да и смысл на старости лет что-то таить в душе, которая и так всё повидала и которая уже устала от мирского…
Θ 2017-02-01 22:07:59